«Слезы Шеннон. Душа нараспашку»
Рейтинг: G
Персонажи: Шеннон Бист, Сью Сильвестр, Кутер Мэнкинс, Уилл Шустер, Эмма Пилсбери
Жанр: POV Бист, hurt/comfort, angst
Далее>>
… во время бегства и опасности, в отчаянии, как раз и
начинаешь верить в чудо: иначе нельзя выжить…
Эрих Мария Ремарк. Ночь в Лиссабоне
начинаешь верить в чудо: иначе нельзя выжить…
Эрих Мария Ремарк. Ночь в Лиссабоне
– Через плтра. Через плотора. Через пол-то-ра-ча-са наступит Рождество.
Зачем я говорю это вслух? Для кого? Нет никого. Ни-ко-го. Пусто. Холодно. Одиноко. Обидно. Вот такое Рождество. Тупое стечение обсоятесьтвь. Об-сто-я-тель-ствввввв. Вслух – не вслух, а слова не выговаи… Дачтожэтотакое! Не-вы-го-ва-ри-ва-ют-ся. Надо проспаться. Но хочется дотянуть до Рождества. Это же Рождество! Главный праздник года! Ха! Не смешите мои бицепсы. Это самое бездарное завершение года. Рождество – тот самый день в году, когда одинокий человек ощущает, насколько он одинок.
– Уууууххх! Иееее-хххуууууу!
Сижу на полу, а мотает как в самолете, попавшем в зону тумбрулентности. Тру-бу-летности. Тру… В общем кача-а-а-ает и клонит вниз. Комната плывё-ё-ё-ёт, летит, несётся, мчится – стооооооп. Не-а, совсем не стоп, совершенно не притормаживается, раскааачивается. По часовой стрелке? Нет, против. Плывем против часовой стрелки. Определенно. Дааа, выпитой бутылки не пойми чего мне на сегодня явно хватило. Осушила всю склянку почти залпом. Что-то горячительное, согреваааающее, без лишних вкусов. В этой водице нет ничего мятного, цитрусового, нет вкуса Рождества – только то, что нужно, много градусов. Просто что бы напиться. В магазине рука сама потянулась к бутылкам и схватила первое попавшееся холодное стекло с манящим бульканием внутри. Запить горечь и обиду. Согреться в этом холодном одиночестве. Закрыть глаза и утонуть в кресле. Но мешает пелена слез, лучистые мерцания в каплях воды, предательски застилающие глаза, не дающие нырнуть в спасительный сон, возвращающие обиды с удвоенной силой. Подрагивание губ и вот - ручьи потекли. Как в том фильме, «вообще, я не люблю плакать… а они льются». А нет, лучше как в «Алисе» - «Зачем ты столько ревела, дурочка! Вот теперь в наказание утонешь в собственных слезах! …это и называется, оказаться в плачевном положении». Идиотический поток мыслей и слез. Боже, откуда эти слезы, зачем они мне, не надо. Неистово вытираю лицо, пришмыгивая носом, глубокий вдох и всхлипывающий выдох. Как же больно и обидно.
– Тур-бу-лен-тннннооо-ость. Как же я мечтала о ней. Но. Не-судь-ба.
***
Восемь с половиной часов в аэропорте в ожидании благосклонности небес. Мечты о доме, о скорой встрече с родителями, надежды, что разбушевавшаяся метель прекратиться, сжалиться. Но нет. Скрипучий голос девушки по громкой связи сначала объявлял о задержке рейсов, а потом и вовсе констатировал их отмену. «Метель», «Плохая видимость», «Сильный снегопад» - как пощечины. Отменено все, даже до ближайших штатов. Все ожидающие вылета закованы этой пургой в Лиме, без возможности вырваться. Все планы рушатся.
Я еще около часа провела в аэропорте, глядя на безжизненные огоньки на табло. Надрывное дыхание и сердечные сокращения на старте аритмии. Тук---тук---тук---тук---тук. В любой момент готовые ускориться от переполняющего счастья, только позвольте вылет в Ашвилл. Но нет, пустые надежды, бездушные огоньки табло, Рождество в заснеженной одинокой Лиме. Это конец. Хуже и быть не может. Хотя… Каждый раз, когда я начинаю думать о моменте, как о самом худшем, предательски складывается ситуация, которая перекрывает собой все случившееся ранее. Доказывая, что может быть хуже! На, смотри, впитывай, наслаждайся бессилием, но терпи! Это же я! Я как бы сильная, я должна выдержать! Поэтому судьбе позволительно издеваться надо мной в два, а то и в три раза ожесточеннее, чем с обычными людьми. А я мощная, крепкая, я должна принять удар, проглотить обиду и жить дальше, тихо всхлипывая в углу, пока никто не видит, я же сильная, нельзя давать слабину на публике. Слезы – дома в подушку, злость и обида – кулаком в боксерскую грушу, стену, школьный шкафчик. Я – гранит, я – скала, я – зверь! Видели плачущую медведицу? Нет? И отлично! Если бы случайно увидели, она бы этого не спустила, сразу порвала бы вас на бутерброды! А просто так, что бы молчали! Статус и внешний вид, так сказать, обязывают. И никуда не деться. И я все выдержу.
«Сильный снегопад привел к отмене рейсов в аэропортах и парализовал движение на десятках дорог…» - это уже скрежетал голос ведущего по местному радио, когда мое такси встряло на пересечении эмм-м-м. Пересечении какой-то улицы с какой-то улицей. Серьезно, в такую метель не разобрать ни улицы, ни района. Сев в такси, я назвала адрес Уилла. Не знаю почему. Как-то само собой вырвалось. Словно крик отчаяния. Нервный смешок, ответный удар для поглощающей апатии. Уилл и Эмма - мой последний шанс привнести в этот безумный день немножко Рождества. Приятный вечер в кругу друзей. Именно вечер, только вечер. Рождественскую ночь я встречу дома, и наплевать, что в убийственно пустом одиночестве. Не стану обременять ребят своим присутствием. А вот неожиданно завалиться в их дом - это можно. Забежать на пару часов, соврать, что около полуночи мне надо быть в другом конце города в приятной компании, но своих коллег, ставших добрыми друзьями, я не смогла не поздравить. Довольно убедительная версия, им будет приятно. Тем более я с подарками. Брошка в виде грозди винограда и коллекционные диски кантри. Приятные рождественские мелочи. Маме и брату я их уже не смогу доставить, а друзьям… да, эти подарки стопроцентно понравятся Эмме и Уиллу. Я выбирала презенты семье, но не сомневаюсь, что содержимое этих рождественских коробочек придется по душе моей любимой паре. Не знаю почему, но я готова поспорить даже на кубок чемпионата прошлого года по футболу, даже на будущий кубок! Я уверена. Вот так случайно и приходит осознание простых вещей – я сблизилась с Эммой и Уиллом, потому что они напоминают мне о моей семье. Есть что-то похожее, словно тоненькие ниточки пересечений вкусов и взглядов на жизнь, манера общения, аура доброжелательности и теплоты, искренних чувств, что-то родное. Семье я позвонила из аэропорта, поздравила с наступающим, сказала о любви и своем сожалении о не состоявшейся поездке. Еле сдержала слезы, а затем наплела, что еду к друзьям, и в шумной компании уже не стану отвлекаться на семейные поздравления. Позвоню завтра. Поздравлю с наступившим, расскажу о «чудесной Рождественской вечеринке».
Я давно не живу со своей семьей, привыкла еще со школы надолго покидать дом, отправляясь на сборы, соревнования, затем была учеба, практика, взрослая жизнь. Но Рождество, этот праздник я всегда проводила с самыми родными людьми. Хотела сделать исключение в этом году, благо, не успела поведать маме об этом «исключении». Я сильная, переживу внезапное выпадение из моих планов на Рождество того самого «Мистера Исключение», а я думала, что он «Исключительный», и, увы, ошиблась.
В редкие наши встречи с семьей я хочу лишь радовать маму успехами, счастливой улыбкой и разделять с ней бесконечные воспоминания. Но теперь мы увидимся не раньше конца февраля, я обязана вырваться на ее день рождение. Большинство из тех, кто сегодня не смог попасть на свой рейс, повторят попытку завтра, послезавтра, да когда угодно! Рождественские каникулы словно созданы для семейных торжеств, в кругу воссоединившихся родных и близких. Лишь я упустила сегодня единственный шанс провести с семьей отведенные мною 2,5 дня на отдых. Потом меня ожидает внеплановая игра команды в Мидлтауне, затем судейство товарищеских матчей среди колледжей, и в самый последний день каникул – большой чемпионат по армрестлингу среди старших школ Лимы. Все спланировано и заполнено, ни одного повода почувствовать себя не нужной, не востребованной, одинокой. Остановиться и дать время просочиться слезам? Ни за что! Лучше на пределе дыхания кружиться в заботах, переходить на бег, опаздывая, срываться на ускорение при первых же признаках наворачивающихся слез. Когда бежишь, вода из глаз слетает вместе с порывами воздуха, а ветер высушивает дорожки слез, оставляя соленые рубцы на душе. Это можно перетерпеть. Но этот предательский удар в спину – сильный снегопад, метель и лавина несбывшихся надежд – настоящее испытание на стойкость. Многочасовое обездвиженное состояние ожидания, подступающего отчаяния, на пределе слез. Хочется разреветься, но все так пусто внутри, высушено, выжжено, нет воды, иссяк источник. Судьба искала единственную лазейку в плотном графике моих планов, и нашла, запустив штормовые метели. Результат –24 декабря, Рождество в полном одиночестве, апатия, обида.
Мы выбираемся из пробки. Таксист, наредкость молчаливый парень, хмурит брови, почесывает затылок и сворачивает в узкий переулок. Еще несколько минут, и мы выплываем в знакомый район. В этой беспросветной метели только благодаря рождественским огонькам можно разглядеть очертания башни, гирлянды праздничного дерева на площади, неоновые вывески торгового центра. Безудержное мерцание огней и льющиеся отовсюду традиционные мелодии. Праздничный дух Рождества царит по всей Лиме, завораживая, выскребая из реальности, заполняя пустоту верой в чудо, в сказку. Теплится надежда, что еще не все потеряно, пара кварталов, и я совсем забуду о неудачах рядом с галантным добродушным Уиллом и мило щебечущей Эммой.
Машина останавливается. Через стекло я пытаюсь увидеть очертания дома. Метель в этом районе не так безумствует, и да, это дом Шустера. Рождественский домик. На двери увесистый венок из еловых веток, украшенных красными и золотыми лентами, лампочки-огоньки на окнах и под крышей, а перед домом фигурки ангелочков. Такие изящные, словно невесомые, танцующие в этой бушующей метели. Но настоящий ангел там, за окном, в доме. Эмма. Ангел, стоящий на табурете. Да, такое бывает. Девушка осторожно, лишь двумя пальцами поправляет золотистый бант у верхушки ели, затем сразу же тянется к шару и поворачивает его на 180 градусов. Да, теперь виден рисунок, мисс Безупречность. А потом. Потом она осторожно встает на носочки, и медленно наклоняется к ближайшей пушистой ветке. Эмма, закрыв глаза, вдыхает запах, впитывая в себя атмосферу приближающегося рождественского чуда, улыбается. Для неё этот праздник, как и в детстве, чудо. Она сама как чудо. И Он это знает, поэтому и смотрит влюбленным нежным взглядом. Девушка настолько погрузилась в тишину вечера и ароматы рождества, что не заметила, как к ней подошел Уилл. Он бережно берет ее за руку, боясь нарушить гармонию происходящего и она…
– Мисс, – прокашлявшись, произносит таксист, заставляя этим громким звуком обернуться в его сторону. – Мы прибыли. Вы выходите?
Я снова всматриваюсь в окно. Эмма уже на руках Уилла, он кружит ее в объятьях. Улыбки, поцелуй…
– Нет, я еду домой. Элида Роуд 2040, пожалуйста.
Произношу. Откидываюсь на сидение машины. Закрываю глаза. Размеренное звучание мотора, пробки, одна за другой, остановки и снова движение. Мелькание рождественских огней ощущается даже через сомкнутые веки. К сожалению, сон никак не приходит, вместо него подступает одиночество. Сознание неумело с ним борется, выуживая из прошлого кусочки воспоминаний, которые хоть как-то смогут согреть. Есть люди, которые всегда живут в моем сердце, они будут там вечно, пока сердце бьется. Они появляются из моей памяти, нежатся в моих мечтах, когда я позволяю себе эту слабость.
В детстве я часто мечтала. Лет с 4-5 все мои мечты обычно сводились к волшебству на Рождество. Уже в январе, да-да, сразу после Рождества и Нового года, я начинала воображать и предвкушать, что в декабрьскую волшебную ночь мне подарит Санта. А с середины ноября я «просила», нет…скорее я «нервировала» родителей, умоляя поставить елку. Ведь именно с этого момента в дом приходило волшебство и дух рождества. Я всегда с теплотой вспоминаю совместную семейную возню у рождественского дерева – шары, гирлянды, банты. Вокруг все сверкает и переливается разноцветными огнями, и кажется, будто чудеса творятся каждое мгновение.
В силу возраста ту самую чудесную ночь я всегда просыпала. Ожидание изматывало, да и родители всячески способствовали моему скорейшему перемещению в кроватку. Они старались как можно дольше сохранить эту Рождественскую сказку и тайну появления подарков от Санты, дать мне еще один год веры в то, что чудо возможно, хотя бы в эту единственную ночь года.
А утром ты с первым лучом солнца начинаешь чувствовать волшебство. Просыпаешься и нащупываешь под подушкой полосатый мятный леденец, рождественская сладость. А еще видишь маленького плюшевого белого медвежонка. Подарки от мамы, она любила меня баловать. Но главное - Санта! Бежишь к ели, а там подарок на подарке – тебе, брату, маме, отцу, и доверху набитый сладостями чулочек на камине. А печенье и молоко? Да, всегда съедено и выпито. Санта любит мамино печенье. Однажды, накануне рождества, Джейсон попросил маму испечь побольше печенек, а затем сам их бережно сложил горкой на огромной тарелке. Также он позаботился о двойной порции молока, хотя и пролил полпакета мимо папиного пивного стакана емкостью в добрые 500 мл. Видимо этими объемами лакомств он хотел задобрить Санту. Я каждое Рождество постоянно забываю выведать у Джейсона, что же он такое натворил в тот год, раз боялся попасть в список плохих мальчиков и остаться без подарка. В аэропорту, в ожидании самолета я несколько раз поймала себя на мысли, что повторяю, как мантру – «Я должна вылететь, я должна встретиться с семьей, я обязана узнать маленькую тайну Джейсона, я должна!» Мы бы долго смеялись, вспоминая ту предрождественскую суету брата с печеньем и молоком, его несмелые поиски подарков под елкой в праздничное утро, и его искреннюю радость от того, что чудо пришло! И уже не важно, что он мечтал о крутой машине из новой коллекции, а получил коньки. Я как раз мечтала о таких, а Санта подарил куклу. Но ведь подарил же, он был здесь, он успел за одну ночь осчастливить миллионы детишек и меня не забыл! Разве это не чудо?!
25 декабря всегда проносилось молниеносно. К нам приходили друзья родителей, приносили маленькие подарки, щипали за щеки, поглаживали по голове и произносили фразы сводившиеся к одной, но бесконечно повторяющейся: «Шееееннон! Какая ты уже большая деееевочка! Красаааавица! Вот тебе Санта подарок передал». Двойная ложь – «красавица» и «подарок от Санты», но как же она была тогда мне приятна. На Рождество все становятся чуть-чуть добрее и внимательнее друг к другу. Волшебное время. Даже рождественская индейка была вкуснее, карамельки слаще, жизнь лучше. Нет. Проще. Тогда я искренне верила, что Рождество – это волшебное счастье, которое озарит твою жизнь, без твоих усилий что-то в ней изменит в лучшую сторону, надо только пожелать! И сбудется, исполнится, по-другому быть не может. Сейчас приходится ежедневно повторять – только упорством и собственным потом можно достичь, заслужить, добиться, завоевать. Сказки кончились.
Открываю глаза. За окном метель. С трудом узнаю место очередной нашей пробки. Пара кварталов, и я дома. А если срезать через парк?
– Я, пожалуй, пройдусь, – прокашлявшись, говорю таксисту. Роюсь в сумке, отсчитываю купюры. – Сдачи не надо. С Рождеством вас.
– И Вас с наступающим!
Выхожу из машины. Закидываю сумку на плечо, поднимаю воротник куртки и въеживаюсь внутрь плечами. Зябко. И почти сдувает. Даже меня сдувает! Первый раз такая погода на Рождество. Оглядываю пробку. До поворота на Элида Роуд дюжина машин в ряд, а дальше - еще больше. Надеюсь, в нашем городе не окажется счастливчиков, которые встретят Рождество в пути. Хотя, до полуночи еще около шести часов, успеют, расползутся.
Бреду по аллее парка. Снежно. И холодно. Нет, это не физический холод, это боль, необъятная пустота и разочарование. Кажется, что для меня больше не будет тепла и света. Я стремилась, я желала, но метель перекрыла все пути, оборвала все попытки насладиться частичкой рождественского тепла рядом с теми, кто тебя ни при каких обстоятельствах не разлюбит. Я всего лишь хотела попасть домой, в уютную квартирку родителей, где я могла забыться хотя бы на одну ночь и один день. Так мало и так недосягаемо.
Хм, кто-то подвесил веточку вечнозеленой омелы на парковое дерево. Шутники. Кто-то еще верит в эти предания про поцелуи под омелой и в сказки про бесконечное счастье и любовь. Бред. Вереницы прохожих, словно не замечая метель, блуждают по улицам – веселые компании молодежи, влюбленные парочки, серьезные мужчины, с подачи жен и возлюбленных заботливо увешанные многочисленными пакетами и сумками. Подарки, веселье, Рождество наперекор бушующей погоде.
Полквартала и я дома. Одна. В Рождество. Так отвратительно мне еще никогда не было. Паршиво и одиноко. Надо попросить Санту, что бы Рождество этого года начисто стерлось из моей памяти. Хотя, я уверена, этому старичку до меня нет никакого дела. Да и забыть Рождество я смогу и без помощи Санты. Небольшое отхождение от маршрута – посещение винного отдела в торговом центре. Быстрый рывок к витрине, почти вслепую, наощупь, избегая традиционных Рождественских напитков. Что-то погорячительней, для быстрого разгона и стремительного финиша. Забыть все. Не вспоминать. Утопить в алкоголе этот затянувшийся кризис. Никогда не пользовалась таким способом. Мой максимум – пиво, что бы расслабиться и отдохнуть с друзьями. На более крепкие напитки всегда было табу. Просто не хотелось. Просто я в этом не нуждалась. А теперь хочется. Я сорвалась. Я не вижу выхода. Мне не в чем черпать надежду. Не осталось больше горючего для движения вперед. Все запасы исчерпаны. Они растворились в событиях последних недель. Истрачено все. Поэтому и хочу поддать газу извне, мне в помощь эта бутыль горячительного напитка за 24,25$. Рождественская цена, не рождественское пойло, которое поможет напрочь выбить из головы все мысли. Спасение близко.
Я дома. Осталось два часа до полуночи. Приглушенное освещение, огни на ели зажигать желания нет. Пусть сегодняшний день будет обычным. Очередной выходной в суматохе дней.
Скидываю обувь, сумку, куртку – все в одну кучу, подпинываю в угол. Засовываю курицу в микроволновку, откупориваю бутылку и пью из горла. Залпом, долго, пока не захлебываюсь…я захлебываюсь собственными слезами, удушающими, переполняющими неиссякаемыми потоками. Слезами отчаяния, внезапно подступившими и предательски бегущими по щекам. Они распирают меня изнутри, опустошают, оставляя на щеках дорожки-реки. Этот ручей – беспомощность, он впадает в русло усталости, параллельно бегут струйки отчаяния и тупой боли, встречаясь с водами искренней обиды женщины, непонимающей несправедливости жизни и причин предательского пинка от судьбы. Воспоминания кусочками вырываются из моего сознания, мельтешат перед глазами, маячат в памяти как размытая слезами акварель. Первое, что всплывает – целующиеся Сью и Кутер, улыбки, объятья, смешки и снова поцелуи. А вот Сью с пеной у рта говорит, что будет биться за Кутера и не откажется от этих отношений. Следущий кусочек, вырывающийся из памяти и нестерпимо обжигающий сердце, - Мэнкинс сидит на шаре, хлопает глазами, ему все равно, нужны серьезные отношения и не важно с кем? И что? С любой из нас? Да я же люблю его, и сердце рвется на части, потому что он остался в ее офисе, он не пошел за мной. И теперь он с ней. У них счастливое Рождество. Еще глоток, еще, еще.
Сью лишилась сестры в этом году, не смогла заползти в политику, ее черлидеры только-только начинают свой путь по восстановлению былых позиций. Много нервов, переживаний, и Кут стал ей утешением. Но я не хочу в это верить, мне больно видеть ее улыбающуюся, светящуюся счастьем. Не-на-ви-жу! Я редко ловлю себя на этой мысли, я стараюсь не относиться к людям плохо, но Сью я ненавижу. Да, я совершила кучу ошибок, несмелых шагов, была закрыта, замкнута и стеснительна. Опыт отсутствует, уж вот такая я …не целованная. Но самое жалящее воспоминание - самое недавнее, всего два дня назад. Я на пороге дома Сью. Нажимаю кнопку звонка, и дверь тут же открывается. Кутер. Я стою в шоке, даже моргнуть не могу, но от звука захлопываемой передо мной двери я прихожу в себя. Рука тянется вновь к звонку, но застывает в паре дюймов. Чего я этим добьюсь? Итак ясно: он выбрал ее, я лишняя, я не подхожу, я – за дверь. Именно тогда я позвонила маме, сказала, что покупаю билет и вылетаю. Отключила мобильник. Дома, пока скидывала вещи в сумку, я пыталась прочесть перед уходом все сообщения на автоответчике. «Шеннон, как ты? Перезвони Люси! Я купила такое красивое платье! Закачаешься! Марк выпадет в осадок! Ты не передумала на счет Рождества? Может с нами? С наступающим! Жду ответа! С Рождеством, Шеннон! Рождество стучится в дом!»…пиб... «Привет, Шен, это Марк. Спаси меня! Я все же надеюсь, что ты присоединишься к нашей компании, обсудим последнюю игру «Стэйт Баккайз». А пока – с наступающим Рождеством! Отзвонись»…пиб…«Шеннон, с наступающим Рождес…» Дальше слушать не захотелось. Рождество-рождество-рождество. Кадры сменяли друг друга – лицо мамы, явно погрустневшее из-за весточки от не выбравшейся из заснеженной Лимы дочери; Люси и Марк, ждавшие меня в гости, заметившие, что я так и не появилась, но забывшие о несостоявшейся встрече через пару минут; физиономия Сью, счастливая, улыбающаяся рядами белоснежных зубов; Кутер… Я так долго ждала его, что была готова жить во лжи. Зацепившись за пару мимолетных встреч, свиданиями-то не назвать, я развила их в целую историю в своем воображении. Я начала рисовать общее будущее, строила планы. И что теперь мне делать с этой любовью?
Щелчок микроволновки возвращает меня к реальности. Потихоньку успокаиваясь, я рукавом стираю с лица все остатки женской истерики. За прошедшие полтора года, те, что работаю в МакКинли, я стала мягче. Слезы для меня стали показателем того, что в человеке есть душа, его трогает музыка, слова друзей, он не равнодушен к горестям близких и готов искренне разделить с ними радость. Были слезы от обиды и отчаяния, но слез счастья и гордости было втрое больше. Сегодняшние ручьи – это признак слабости, невозможности справиться с эмоциями, позор для сильной женщины. Я слишком долго копила в себе наболевшее, и чем больше я это сдерживала, тем более сильным потоком это вырвалось наружу. Плакать оказалось так же легко, как дышать. Немая боль, иссохшиеся эмоции, но этот поток слез все орошил. Полное фиаско. Кто перед вами? Влюбленная отверженная слабачка, слезы, сопли, нервные подрагивания и надрывные всхлипы. Эти слезы нужно было выплакать, жизненно необходимо, что бы все перегорело и забылось. Не вспоминать. Залить. Добавить газу.
***
Сквозь уползающий сон слышу настойчивые дребезжания. Будильник? Оглядываюсь, осматриваюсь. Я задремала в кресле. Часы на стене показывают 23:15, а дребезжание не прекращается. Мобильник отключен, у домашней трубки села зарядка. Да прекратится ли этот звон!
Вскакиваю с кресла. Оооо-о-оопрометчиво. Держась за стену плывущей комнаты, я медленно двигаюсь к выходу. Немного возни с замком и в распахнутую мной дверь влетает ворох снежинок. На пороге стоит что-то не реальное. Я все еще сплю?!
– О, вижу Рождество у тебя проходит так же бурно, как и у меня, Бист. – Стоящая на пороге Сью, поднимает руку повыше и демонстрирует полупустую бутылку.
– Здравствуй, Гринч! Пришла меня добить? Ну что ж, проходи. Эмм… Я сейчас.
Отступаю от двери и медленно направляюсь в ванну. Немного холодной воды. Отдышаться, освежиться, привести мысли в порядок. Последнее не увенчалось успехом. Ну и пусть. Хуже, чем сейчас не будет, это точно не возможно, да и наплевать уже на все. Возвращаюсь в комнату. Кресло уже занято блондинистой гадиной.
– Что? Хреновое Рождество? Даже встретить не с кем? – пытаюсь язвить, но в ответ получаю лишь взгляд, полный сарказма, и ехидную ухмылку. Плюхаюсь в кресло напротив. Смотрю на свою пустую бутылку, валяющуюся у камина.
– Будешь? – Сью отлипает от спинки кресла и, наклоняясь, протягивает начатую литровку бурбона. Я тянусь за бутылкой и взгляд падает на настенные часы. 23:23. Чудненько. Полчаса, что бы еще раз напиться и снова вырубиться. Только кто даст? Сью явно пришла подпортить и так хреново-хреновое Рождество, а не подержать молча за руку и спеть колыбельную. Ну и ладно, не буду ей мешать. Хоть у кого-то праздник пройдет на ура. Что надо Сью? Выпалить победные язвительные речи, утопить меня в море желчи и триумфальных нападок. Что ж, я готова.
Пять минут проходит в абсолютной тишине. Мы просто смотрим друг на друга. Я даже не пью, безжизненно держу бутылку в руке.
– Зачем ты пришла? – надрывно спрашиваю я. Но ответа не получаю. Ок, я терпеливая, могу подождать. И повторить. – Зачем ты пришла?
Еще пара минут ожидания, пристального взгляда и я не выдерживаю!
– Ты издеваешься? Помолчать могла бы и дома! И не мешала бы другим наслаждаться никчемным одиноким Рождеством. Вали! Вон из моего дома!
Сью не шелохнулась. Она сглотнула и, по-моему, первый раз за время своего присутствия, моргнула.
– Дома так же безрадостно как и у тебя. Все же Рождество – праздник коллективный, – тихо начала Сью. – Вот у Бекки было настоящее Рождество. С родственниками и друзьями семьи, подарками, поздравлениями, индейкой и праздничным застольем.
– Ты была у Бекки?
– Да. Она пригласила меня на торжество еще в конце ноября. Для этой девчонки я, действительно, что-то значу. Это удивительно. Я не смогла отказать и, знаешь, я не пожалела. Я почувствовала себя как дома, как в детстве. Пожалуй, Бэкки - самый дорогой для меня человек. Особенно после ухода сестры.
– А Кутер?
– Что Кутер?
– Кутер Мэнкинс! – почти взревела я, вскакивая с места.
– Ничего, как видишь…
– Не понимаю.
– А что понимать. Бери, пользуйся!
– Ты издеваешься, Сью Сильвестр?
– Да тебя он выбрал, ТЕБЯ! Это Я тогда захлопнула дверь, Я пыталась его удержать, переубедить, не пустить. Кутер пришел за пять минут до тебя и, как джентельмен, решил прояснить ситуацию. Он говорил, что ошибся, что должен был сразу прекратить наши с ним отношения. Он, видите ли, понял, что чувствует большее к другой, к тебе, Шеннон. Он начал извиняться, и тут появляешься ты. Я захлопываю дверь перед тобой, падаю на колени перед Кутером, пускаю слезы, задерживаю его всеми немыслимыми способами отвергнутой женщины. Он верит, остается, утешает, но через какое-то время снова извиняется и буквально сбегает. К вечеру он возвращается, но даже не заходит, с порога сообщает, что ты не отвечаешь на звонки, а, по словам соседей, и вовсе улетела к родителям в Северную Каролину. Он слегка пьян, расстроен, несчастен. Он лишь поздравил с наступающим, развернулся и ушел. Я не стала удерживать, умолять остаться, перед таким я отступаю, он твой.
В голове каша, события цепляются друг за дружку, выстраиваются, складываются, соединяются в узор, длинною в сумасшедшие двое суток.
– Сегодня, в канун Рождества, – продолжила Сью, – я решила навестить тебя. Не знаю почему. А вдруг. Может, чувствовала. Интуиция что ли. И вот ты здесь, дома, никуда не улетела. Шеннон, я хочу попросить прощения. Рождество на меня странно влияет, я становлюсь мягче. Мне стало стыдно, за последние месяцы моей бурной кампании, когда я привлекла Мэнкинса. Да что там, я его использовала. Я пытаюсь исправить. Я смирилась с поражением. Слышишь? Я все ему объясню. Я позвоню, расскажу ему, что ты дома… Шеннон? Ты слышишь меня?!
Не слышу. Ничего. Она сидит и смотрит умоляющим взглядом, открывает рот, иногда взмахивает руками, но я не слышу ни звука, ни малейшего сотрясания воздуха, ни одного порыва. Ощущаю только жар своего тела, мне душно, не хватает воздуха. Вдох. Я бросаю ничего незначащий взгляд на Сью, ни ненависти, ни жалости, ни-че-го. Медленно поворачиваюсь в сторону холла и плыву к ванной. Пара всплесков в лицо холодной воды. Нужно остудиться, успокоиться. Прохлада. Может мне и не выходить из ванны? Взгляд на часы. 23:51. Нет, это Рождество я не проведу в ванне, умирая от эмоций. И Сью в моем доме не будет! Полная решимости, влетаю в комнату и слышу хлопок входной двери, ощущаю поток свежего морозно-влажного воздуха на коже, чувствую, как прорастает во мне зерно свободы, маленького счастья и надежды, нет, веры в то, что теперь все будет хорошо. Пусть ничего не произойдет в эти предрождественские несколько минут, они тихие, размеренные и уже не важно, что они одинокие, но завтра все будет по-новому! Я не знаю, что мне делать сейчас, бежать, искать, звонить. Я просто улыбаюсь. Умиротворение заполняет каждую клеточку моего тела, спокойствие и радость. До рождества остается пять минут и я готова встретить его с распростертыми объяти…
Раздается трель звонка. Возвращение Сью-Гринча? А может Санта? Глупая идея. Пьяная идея. Все же столько, сколько я выпила сегодня – это рекордные объемы. И гордиться тут совершенно нечем. Дергаю ручку на себя, и порыв снега врывается в дверной проем. Вижу мгновенно отрезвляющий образ перед глазами, ощущаю холод снега на лице и тающие на губах снежинки. В детстве нас лишали сказки, веры в чудо, вдалбливая научную информацию, прививая основы представления о природных явлениях, нам говорили, что снежинки – это просто замерзшая вода, но детям виднее, они знают больше. Снежинки — это маленькие звезды с волшебным вкусом Рождества и Нового года. Вкус чуда.
– Ты дома! Сью не солгала. Она позвонила… Шеннон, прости меня. Я скучал. Мне тебя не хватает.
«Скучал», «не хватает». Банальные фразы, но так похожие на непоколебимые факты, на аксиомы его жизни, на слова его сердца. Я срываюсь, в душе я уже бегу, я прыгаю в его объятия, но в реальности же стою как камень, почти не дыша, и лишь по щекам стекают ручьями слезы, или это растаявшие снежинки хлынули потоками. Может быть, именно так возвращается вера в чудо, в Рождественское волшебство.
– Прости, Шеннон и… И позволь мне превратить твои слезы в бриллианты. – Несмело прошептал Кутер, доставая из внутреннего кармана коробочку и глядя в мои заплаканные глаза, не отводя взгляда ни на секунду. – Эм. Наверно громко сказано. Бриллиант всего один и не очень большой, хотя… – Кут так забавно почесывает затылок и смущается, я невольно начинаю улыбаться. Он замечает этот намек, несдержанный крик моего оттаявшего сердца, и припадает на колено, вытягивая руку с кольцом вперед. – Это кольцо – знак моих чувств к тебе, Шеннон. Бриллиант пусть и не велик, но он не растает как этот рождественский снег, который уже превращается в воду под моим коленом.
– О, Боже! – Вскрикиваю я и рывком поднимаю Мэнкинса с колен. – Прости. Ты проходи. Я… Я не ожидала, я даже не предложила тебе войти. Я…
– Ты очаровательна. – Кутер смеется, протягивает ко мне руку с коробочкой, снова преклоняет колено и встает на порог, припорошенный снегом. Я же не вмешиваюсь, теряю дар речи и не желаю встревать, я готова смотреть на это изваяние вечно. – Это кольцо, принадлежало еще бабушке, потом матери, теперь вот… – Он снова замялся, перевел дыхание. – Теперь его владелицей станет та, с кем я хочу провести всю жизнь. Я почувствовал, осознал, что ты моя гавань. Ты не эксперимент, не очередная проба, не звено в цепочке поиска, все дороги, пути и мысли ведут к тебе, и когда ты рядом, мне не хочется уходить. Я люблю, когда ты говоришь со мной, мне нравится твоя резковатая оценка событий и поступков, и то, что ты не всегда болеешь за ту же команду, что и я, и большому теннису предпочитаешь армрестлинг. Твоя аккуратная нежность покоряет, твое тепло хочется почувствовать снова, и всегда будет мало. Раньше я пытался идти простым путем, делал не правильный выбор, тратил впустую чувства и нервы. Жизнь одна, и я не хочу больше ошибаться. Я знаю, что мне нужно и буду добиваться. Я знаю, кто мне нужен. И теперь я склоняю перед ней колено. Вот такой, осознавший любовь, горящий и дышащий этим чувством к тебе, Шеннон. Весь в снегу и с мокрой штаниной, но я не встану, пока ты не согласишься быть моей спутницей жизни. Шен, прости за это идиотское предложение и наглый шантаж, но я знаю, что другой такой девушки нет на свете, я должен тебя вернуть и уже не смогу отпустить.
Я тянусь рукой к коробочке с кольцом и когда начинаю ощущать бархат под пальцами, захлопываю шкатулку и забираю ее из ладони Кутера. По моим щекам текут слезы, видимо, это мой несуразный способ демонстрации эмоций, предательское доказательство слабости и ответных чувств, моя восторженная радость. Этот длинный день, бесконечные сутки ожидания чуда и проклинания Рождества заканчиваются. В небо с оглушительным визгом взвиваются сотни огней, мерцают разноцветные яркие вспышки вдали над площадью, в Лиму пришло Рождество. Если бы мне пришлось пережить все пинки от судьбы снова, я бы согласилась на тройную порцию, потому что ради таких слов любимого, я готова на всё. На всё, но завтра. Я безумно устала. Обессиленная я падаю на колени прямо перед ним. Он обнимает меня за плечи, а я хватаюсь за него обеими руками, как утопающий, и начинаю рыдать, уткнувшись в плечо. Совладав с нервами, я встречаюсь с его взглядом, но не стыжусь заплаканных глаз, он все понимает, улыбаясь мне шепчет: – С Рождеством, любимая. – А я? Я снова плачу. Почему? Со счастливыми женщинами такое случается.